революционно-демократические партии
Для нынешнего руководства ПАСВ в Сирии характерен более реалистический подход к вопросу о единстве всех прогрессивных и демократических сил, признание существования классов и классовой борьбы в обществе, стремление вывести страну на путь социального прогресса.
Вот почему правящие национально-демократические партии, и в частности ПАСВ, так много внимания уделяют идеологической работе, выработке идеологической платформы, которая объединяла бы вокруг партии все прогрессивные силы нации в процессе строительства нового общества.
Ряд общих черт присущ таким массовым революционно-демократическим партиям, как Демократическая партия Гвинеи, возникшая в 1947 году, Африканский национальный союз Танганьики (ТАНУ), созданный в 1954 году, и др. Эти партии создавались не по классовому признаку, а по типу национально-демократического фронта. Вот как определяет характер ТАНУ ее председатель Джулиус Ньерере: «Европейские и американские партии возникали как следствие существующего социально-экономического разделения, причем вторая партия создавалась в знак протеста против монополизации политической власти в руках какой-либо аристократической или капиталистической группы. Наши партии образовались иначе. Они были созданы не в качестве оппозиции правящей партии нашего собственного народа, они возникали в виде оппозиции иностранцам, которые правили нами. Поэтому они не были политическими партиями, то есть фракциями, а представляли националистическое движение. И с самого начала они выражали интересы и устремления всей нации».
В настоящее время в некоторых из этих партий (ввиду того что процесс социальной дифференциации в Африке становится все более заметным) предпринимаются усилия для перестройки их в авангардные партии. В Гвинее, например, в ходе осуществления ноябрьских реформ 1964 года численность Демократической партии была существенно сокращена, что привело к улучшению ее качественного состава и повышению организованности.
Для характеристики деятельности революционно-демократических партий, их идеологической платформы и политической линии нередко используется термин «революционная демократия». При этом некоторые авторы считают даже, что современная революционная демократия не есть что-то новое, а является, по существу, продолжением революционно-демократических традиций в мировом освободительном движении. Так, например, К. Брутенц пишет: «Как общественное явление, как прогрессивная сила национально-освободительного движения революционная демократия не является чем-то совершенно новым, до ныне неизвестным. Напротив, у нее есть своя история». И далее: «Нынешние революционные демократы во многом сходятся со своими, условно говоря, предшественниками, которые привлекли внимание В. И. Ленина» 39. Правда, автор признает, что между нынешней революционной демократией и ее предшественниками существует «огромное, можно сказать, принципиальное различие», но, к сожалению, не показывает, в чем состоит это различие.
В связи с этим возникает вопрос: насколько правомерна такая историческая аналогия? Дело, разумеется, не в термине, хотя и он нуждается, очевидно, в уточнении. Речь идет о существе самого явления, а следовательно, о правильной его оценке.
Для сравнения обычно ссылаются на политическую деятельность Сунь Ят-сена, в котором В. И. Ленин видел типичного представителя революционной демократии. Такая историческая параллель понятна, ибо и эпоха Сунь Ят-сена ближе к нашим дням, и условия во многом схожи. В. И. Ленин действительно называл Сунь Ят-сена революционным демократом. Но при этом он не забывал добавлять, что речь идет о «революционной буржуазной демократии», ибо «суть